Грех ли проституция

Широко открывали глаза и возражали:– A разве был конгресс?A между тем от конгресса многого ждали, и, по идее, он стоил, чтобы ждали. Нет государства сколько-нибудь культурного, нет христианской страны, где вопрос о продаже женщин с целями разврата не стоял бы на очереди, как потребность насущно необходимая, как язва общественного строя, вопиющая о немедленном излечении. И нет государства, нет христианской страны, где бы хоть кто-нибудь, кроме завзятых идеалистов, сентиментальных Эрастов Чертополоховых, аркадских пастушков социологии, искренно верил в возможность подобного излечения. Борьба с проституцией – одно из тех хороших слов, которые надо время от времени провозглашать во всеуслышание, дабы не «засохла нива жизни», но от которых – по пословице русской – «не станется». Этим знаменем, красиво веющим по ветру, много и часто машут, призывая к бою, но никто почти за ним не идет в бой, и никто не бывает за него убит, ни даже ранен. Если проследить историю общественных мер против пороков и бедствий, мы – опять-таки всегда и повсеместно – увидим, что меры против проституции, из всех других, самые неуверенные, изменчивые, колеблющиеся, неудачные. Это меры одинаково бесплодные и в крайней суровости, и в снисходителыном попущении. Где существует последнее, с невероятною быстротой развивается проституция открытая; где применяется первая, с еще вящшею быстротой растут проституция тайная и домашний разврат. Проституция – наследие первородного греха, неразрывного с самою природою человеческою. Борьба с проституцией – христианский завет, – почти исключительно христианский, что и понятно. Лишь общества, признающие половое чувство греховным и губительным для человечества, полагающие борьбу с грехом этим необходимою опорою нравственности, a возможность полной победы над ним ставящие краеугольным камнем своих религиозных упований, – лишь такие общества могли исторически преследовать и, действительно, преследовали проституцию. Общества, не озаренные светом возвышенных духовных начал, с нею мирились, ей даже покровительствовали, а, в лучшем исходе, если и искореняли ее в своей среде, то – путем компромисса, вряд ли более нравственного, чем самая проституция: чрез дозволенное и узаконенное многоженство или наложничество. Чем более владеет обществом религия тела, тем больше власти и мощи имеет над теми обществом и веком проституция. Чем сильнее развивается в нем религия духа, тем меньше терпимости к проституции, тем ярче ей противодействие. То общество, которое, действительно, победит первородный грех, – конечно, освободится и от проституции. Мыслимо ли такое общество, побеждающее царство вавилонской блудницы и зверя не только в мечтательном идеале возвышенных и вдохновенных умов, но и в житейской наглядности? Не знаю. В прошлом его не было, нет его и сейчас.Провозгласив целомудрие высшим нравственным идеалом, христианство воюет с проституцией девятнадцать веков, но все еще далеко до победы. Более того: чем дольше и упорнее война, тем она становится сомнительнее и даже порою представляется безнадежною. Чем чаще и громче заявляет о себе потребность упразднить проституцию, тем яснее и наглее подчеркивает эта последняя свою полнейшую неистребимость. Это – Лернейская гидра.

Встречались по двенадцати на дюжину, их не заносили бы на скрижали истории, как поучительную редкость. И – когда девочке лет 17–18 предоставляется выбор между пятнадцатичасовою ежесуточною каторгою и падением, она обычно предпочитает грех и сытую жизнь честному труду на житейской каторге. Одной Виргинией в списках житейских становится меньше, одной Катюшей Масловой – больше. Эти бедные Катюши Масловы гибнут, как мотыльки на свече – сотнями, тысячами, тупо принимая свою гибель, как нечто роковое, неотменное. Чтобы мотылек не летел на свечу, надо поставить между ним и ею надежный экран… Такой экран, говорят нам, есть женский труд, полноправный с трудом мужчины. Прекрасно. Но сделайте же труд этот и равноценным труду мужчины, потому что иначе – экран дырявый, не заслоняет свечи. Если вы хотите, чтобы женский труд парализовал проституцию, сделайте его хоть сколько-нибудь способным не теряться в соседстве с нею своим бессильным заработком в совершеннейший мизер; a жизнь честной работницы сделайте сытее и, следовательно, завиднее мишурной обстановки – «убогой роскоши наряда», достающейся в удел продажным женщинам. Если общество в состоянии достигнуть такого блага, проституция погибнет сама собою; если нет, – то благожелательные и красноречивые конгрессы против неё – не более, как то самое бросание камешков в воду, при коем Кузьма Прутков рекомендовал наблюдать круги, ими образуемые, «ибо иначе иной, пожалуй, назовет такое занятие пустою забавою»!1899IIОпять газеты полны разговорами о борьбе с развитием проституции, об уничтожении торга белыми невольницами, о правилах для одиночек, квартирных хозяек, об охране от разврата малолетних и т. д. Собираются и ожидаются съезды, слагается союз «защиты женщин», готовятся проекты, сочиняются речи, пишутся статьи. Сколько хороших слов, благих намерений, – надо отдать справедливость, – весьма часто переходящих и в доброжелательные поступки, и в полезные пробные мероприятия! И из года в год, из десятилетия в десятилетие повторяется одна и та же история: доброжелательные поступки приводят к результатам, чуть ли не обратно противоположным желанию, а из мероприятий вырастает для женского пола совсем неожиданным сюрпризом какая-нибудь новая житейская каторга, горшая прежних. И сатана, гуляя по своему аду, пол в котором, как известно, вымощен добрыми намерениями, – после каждого съезда или конгресса о проституции все крепче, все с большею самоуверенностью топает копытами по тому месту, где похоронены сотни разрешений вопроса о падших женщинах, язвительно смеется и приговаривает:– Вот где у меня основательно, густо вымощено!Борьба с распространением проституции, обыкновенно, проектируется с двух точек отправления: этической – для самих жертв проституции, медицинско-профилактической – для общества, в среде которого проституция развивается, служа показательницею его, как принято выражаться, темперамента. В дополнение к ответам на эти главные устои вопроса ищутся разгадки второстепенных осложнений, из него истекающих; в том числе с особенным усердием предлагается дилемма об улучшении быта проститутки, об охране ее человеческих и гражданских прав, словом, так сказать, о защите ее от жестокого обращения. Опять-таки – прекрасные, истинно гуманные задачи; и

Вскинулась Арина, радуясь маске на своем лице.— Да, ладно! Вот тебе новые, а теперь стой и не дергайся, маленькая шлюшка.Арина вздрогнула, ощутив себя летящей в пропасть: Ольга догадалась! Рухнула последняя надежда, что удастся остаться в глазах подруги жертвой обстоятельств, в силу которых приходится заниматься стриптизом. Ведь еще недавно Арина заявляла подруге-стриптизерше, что обнажение тела за деньги — это то же самое, что и проституция, а теперь не только собирается исполнять непристойный танец, но и уже позволила двум самцам попользоваться собой за деньги! Впрочем, Ольга не могла догадаться ни о количестве мужчин, ни об оплаченном ими сексе, поэтому можно изобразить из себя недотрогу, лишь уступившую мимолетной страсти. А уж то, что страсть была — слишком понятно! Явилась-то она без трусиков. И Арина, улыбнувшись невинной, чуть застенчивой улыбкой, хотела было сказать что-то типа того, что «мужчина был столь хорош и обаятелен, и я не устояла» Но тут как на грех Ольга, начавшая заворачивать Арину в первое полотнище прозрачной ткани, задела курточку, аккуратно повешенную на отдельно стоящую вешалку. И из кармана на пол посыпались купюры, заработанные в приватной комнате.Изящные брови Ольги полезли на лоб, а пухлые губы раскрылись в беззвучном восклицании: «Оооо!».— А я-то еще думала, стоит ли тебя ТАК подставлять Ну, ты сама выбрала свою судьбу, — сказала девушка и принялась с удвоенной энергией заворачивать подругу в слои шифона.Замершая от ужаса Арина не обратила внимания на оговорку Ольги. Еще бы, она, милый, почти домашний ангелочек, поймана за непотребными делами — продаже своего тела за деньги! И кем? Презренной стриптизершей, которая ко всему прочему, может рассказать об этом ее мужу!»Что делать? Как объяснить Ольге, а может, хуже того, мужу, что она не виновата? Что ее толкнули на этот шаг обстоятельства?И вот Арина стояла за кулисами и в панике смотрела на трех мужчин с той стороны. Как она здесь оказалась? Что привело ее в этот небольшой частный клуб, где несколько знакомых ей мужчин расслаблялись, комфортно устроившись на мягких диванах? Еще несколько «купе», занятых другими посетителями, молодую женщину волновали чуть меньше. Мужчины перекусили, немного выпили, а теперь ожидали гвоздя программы — стриптиза. И она, Арина, тоже должна была вот-вот выйти под свет нескольких ярких светильников.