Дима евтушенко порно

Разделу литературы, сверхбдительный О. по прозвищу Железныйортодокс, сказал сослуживцам, заперев дверь своего кабинета на ключ: "Я былна вечере Евтушенко. Он произвел на меня гигантское впечатление. Этотчеловек может возглавить временное правительство". Даже прозорливый Юзовский, битый, мудрый Юзовский, признал его:"Посмотрите на его лицо, -- вскричал он. -- Это Савонарола!.." Но вот эпоха начала менять окраску. Вначале пропали подписи Евтушенко(как и Вознесенского) под документами протеста. Выяснилось, что он умеетизгибаться "вместе с партийной линией...". "Подвижник подвижной морали", --саркастически заметил один из поэтов. "Неправда! -- вскричал Евтушенко. -- Ятактик!..". И даже ответил стихами о тактике: "...Я делаю карьеру Тем, чтоне делаю ее!" Но все это были слова. Пустые слова. Государственные "народные" хорызапели по всей стране новую песню на слова Евтушенко: "Хотят ли русскиевойны?", где он слил воедино устремления Брежнева и воинствующейгенеральской клики и обездоленных русских городов и деревень, где в каждойсемье -- потери... Это хитренькое "патриотическое" сюсюканье вполне укладывалось в рамкиказенных лозунгов, развешанных на всех заборах: "Народ и партия едины". Насколько честнее оказался тут, скажем, Булат Окуджава с его "песеннымвздохом": "А третья война -- твоя вина...". А Евтушенко?! Ему уж теперь не обязательно было пережить ситуацию,прочувствовать, осмыслить ее до конца, достаточно было чьего-то рассказа,порой намека. Кто-то вспоминал в Клубе, как Леонид Леонов покупал вэвакуации мед оптом, отобрав его у матерей, стоявших в очереди со стаканамии кружками. Евтушенко написал, что сам был тому свидетелем. Еще не ложь.Поэтическая вольность. Но... путь выбран. Над Бабьим Яром памятников нет. Крутой обрыв, как грубое надгробье. Мне страшно. Мне сегодня столько лет, Как самому еврейскому народу... nbps; Кого оставили спокойным эти мужественные стихи Евтушенко? ...Ненавистен злобой заскорузлой Я всем антисемитам, как еврей. И потому -- Я настоящий русский. (1961 г.) И даже в работе над этим -- этапным для Евтушенко --стихотворением, искренним по своей направленности, он уже с легкостьюрасставался с одной символикой, заменяя ее противоположной. Завершая "БабийЯр", он позвонил поэту Межирову:

"Слушай, Саша, когда Моисей выводил еврееви Египта, светила ли над ним вифлеемская звезда?" -- Старик, -- ответил изумленный Межиров, -- это было совсем в другойраз и в другой религии. -- Тогда дай мне другой образ. -- Посох Моисея... -- начал было Межиров. -- Спасибо! -- не дослушав, вскричал Евтушенко, и в трубке зазвучалсигнал отбоя. Ему было достаточно. И посох, и Вифлеемская звезда, и "я, накресте распятый, гибну...", и "лабазник избивает мать мою", и "доброта моейземли..." -- все стало при новой, облегченной системе творчества толькопоэтической бутафорией. Евтушенко -- поэт непосредственных чувственных фиксаций. Его ранниестихи "О, свадьбы в дни военные..." -- прекрасны. Для поэта-гражданина, поэта -- "властителя дум" -- качеств недостало.Недостало силы духа, поэтической взыскательности, готовности расстаться сгрошовым комфортом. Недостало личности. Однако ему нужно, чтоб о нем говорили. Ничего не продумав, попыталсявычеркнуть из выборных списков Михаила Шолохова. Не удалось. Не моглоудаться. Шолохова мальчишеским возгласом, без серьезных доводов, одним лишьвыкриком из дальнего ряда не опрокинешь. Зал ждал аргументов. Евтушенко и несобирался аргументировать. Сергей Михалков, председательствующий, оскорбил Евтушенко, высмеял,высек, как дошкольника. Все были огорчены. Кроме него самого: на другой деньмир его упомянул. Не так, так этак! Похоже, он уже не мог жить без газетного шума, как диабетик безинсулина. Схема его творческой жизни становилась примитивно простой. Качели, --как-то назвал ее талантливый и непримиримый критик Бенедикт Сарнов. Евтушенко пишет стихи, в которых есть доля правды, искренности,"левизны". Стихи вызывают восторг молодежи, но... ярость партийногоруководства. Его "разоблачают", -- сперва охотнорядцы из ЦК комсомола, затемсановный "правдист" Юрий Жуков. Евтушенко мчит на Кубу, загорает на пляжевместе с Кастро и... печатает в "Правде" отчаянно плохие, безликие, насофроновском уровне, стихи. Все опечалены. Кроме него самого... Качеливознесли его, и он... ухснова вниз. Появляются "Наследники Сталина". Опять сгущаются тучи. В квартире его КГБ монтирует микрофоны. ("Вы неживете нигде, вы ездите..." -- скажет Евгению Евтушенко и его жене Галедобрая дворничиха, когда он переселится в другой

Я взгляну в глаза Зигмунду и Ганзелке: они дали мнетелеграмму. Они верят, что я что-то могу сделать... -- Он сел, обхвативколени, покачался из стороны в сторону. -- По-ло-жение... Слушай, посылатьили не посылать?" Я ответил, что нельзя советовать человеку садиться в тюрьму. Это ондолжен решить сам. За обедом Галя, жена Евтушенко, пожаловалась: "Женька сошел с ума!Сорок рублей истратил на телеграммы...". Но и это были все те же качели. Рисковая игра. Когда спустя некотороевремя секретарь ЦК Демичев запретил посылать его за границу ("Вы неразделяете взглядов партии!" -- сказал глава идеологической службы),Евтушенко ответил, что разделяет и готов взять свои телеграммы протестаназад... "Турусы и колеса" -- пожалуйста! "Полной гибели всерьез" -- извините! Спустя некоторое время я увидел Евтушенко в Клубе писателей. Засоседним столиком сидели Василий Аксенов и Владимир Максимов. Максимову былохудо. Он только что получил приказание явиться к психиатру. Никто не знал,как повернется дело. Боялись худшего... Евтушенко отозвал Аксенова и сказалгромко, чтоб зал слышал: "Зачем ты сидишь с этим антисоветчиком?!" Я был бы несправедлив, если б снова не напомнил здесь о стихах поэта,ставших, увы, автобиографическими. "...Танки идут по ребятам, которые в танках сидят...". Как живопись нонконформистов сметали бульдозерами, так поэзию давилитанками. Стоило самому глубокому и, возможно, самому талантливому поэту РоссииОлегу Чухонцеву написать о князе Курбском, бежавшем в Литву от царя ИванаГрозного: "Чем же, как не изменой, воздать за тиранство...", стоилопоявиться этим строчкам в журнале "Юность", как едва ли не весь Генеральныйштаб Советской Армии пришел в движение. Слава Буденного, "изничтожавшего"Бабеля, видно, не давала покоя, -- целая когорта генералов немедля подписалаяростное письмо о том, что поэт Олег Чухонцев "призывает молодежь кизмене...". Себя они ассоциировали с опричниной Грозного, что ли?.. Олега Чухонцева отбросили от литературы на десять лет, -- подобные"психические атаки" генералов, естественно, травмировали и остальных поэтов,в том числе Евгения Евтушенко, который любил и высоко ценил Олега Чухонцева. Евтушенко сердито требовал в стихах: слышать стон и за