Знакомства в гаджиево

Через два часа их работы, многократно опрошенные вместе и порознь, мы уже с достоверностью не можем сказать, чем, когда и куда стреляли. Особенно достается Сергею Ильичу и Олегу, с которыми беседуют представители Особого отдела базы. Это пожилой капитан З ранга и курсант военно-морского училища в звании старшины 1 статьи с четырьмя шевронами на рукаве. Довольно шустрый и неприятный курсант. Когда подходит моя очередь, в одной из кают, куда меня вызвали, особист неожиданно предает мне привет от старшего лейтенанта Петрова. Это офицер Особого отдела из Гаджиево, который в прошлом году неоднократно посещал экипаж и знакомился с личным составом. Он пару раз беседовал со мной, интересуясь планами на будущее, и советовал подумать о дальнейшей службе на флоте, обещая свою поддержку. Однако вскоре мы уехали в Северодвинск, и больше я его не встречал.В дальнейшем разговоре, в ходе которого курсант делает какие - то пометки в блокноте, мне неожиданно напоминают о драке с морпехами в Палдиски и о конфликте со старослужащими из нашего экипажа в Гаджиево. Затем предлагают подумать и еще раз подробно описать последовательность торпедной атаки, что я и делаю. Задаются уточняющие вопросы, а затем особисты интересуются личностями старшего лейтенанта и мичманов. Судя по реакции, ответами они недовольны и примерно через час меня отпускают. Спим в отсеке, поужинав холодной тушенкой и галетами. На следующее утро, вместе с Мыльниковым появляется флагманский минер. Мы знаем этого пожилого опытного офицера. На выходе его почему - то не было. - Внимание в отсеке! - рявкает Олег и, приложив руку к пилотке, докладывает. - Товарищ капитан 1 ранга, личный состав БЧ - З утопил торпеду и готовится к наложению взыскания. Старшина команды, мичман Ксенженко! - Вольно, - улыбается "флажок". - И какое же наказание вам обещают? - От губы до трибунала,- с обидой вздыхает Порубов. - Что ж, наказание строгое, а вот придется ли его отбывать, мы сейчас посмотрим. Трубу аппарата члены комиссии осматривали? - Точно так, отдраивали заднюю крышку и светили внутрь переноской. - А сами в нее лазали? - Н-нет, озадачено отвечает Мыльников. - И что вы по этому поводу думаете? - интересуется флагманский минер. - Торпеды в аппарате нет, чего туда лезть,- меланхолично произносит Порубов. Раздосадовано крякнув, капитан 1 ранга требует переноску и чистую робу. Затем, облачившись в нее, приказывает открыть заднюю крышку аппарата, из которого велась стрельба. Выполняем. Врубив переноску, капраз ловко ныряет в трубу аппарата, а мы озадаченно заглядываем в нее, наблюдая как все дальше удаляется пляшущий свет лампы. Длина трубы аппарата -

- Слушай, а может быть сзади?

- Давай, только осторожно.

Он перевернул напарницу по кровати и принялся впихивать стержень своего хозяйства туда, куда договорились.

Через пару минут спросил:

- Дорогая, а что сказал министр о твоем йобарье?

Она со стоном проговорила:

- Зачем тебе это сейчас? - И продолжала двигаться в животном наваждении. Он ответил:

- А я и сам не знаю, зачем тебе... эхххттто... говрю... Ооооххх... Ооооххх... Ну... Ну.... Он, наверное, лучше меня трахается?

- Милый... Не говори чушь...

- Но он сказал, что его ракеты самые быстрые...

- Какие ещё ракеты?.. Оооооооооооохххххххх... Он голубой, его партнер министр обороны.

- Я слышал это. По-моему, он врет...

- Он всё врет. Он врёт, что американские субмарины давно в Баренцевом море, возле русских баз Налихамари, Западная Лица и Гаджиево; он врёт, что пассивные торпеды в случае активации не могут быть остановлены русскими компьютерами; он врёт, что российский подводный флот не пьёт, а сходит с ума от страха; он врёт, что прорыт подземный тоннель для лодок, в скалах, на двести километров; он врёт... Вау... Ещё... ещё... ещё... Ооооооооххххххх... Да, он всё врёт, и член у него крошечный, как спичка... Он врёт, что все данные о кодах запуска американских ядерных ракет находятся в голове русского агента по имени... по имени... по званию король. Вау... вау... оооооооо... ещё... ещё...

но разведка не дремлет:

Закончился, щас пошуруем. На туманном, тянущемся справа от городка побережье, я вижу несколько темных фигур, споро машущих сачками в накатывающей на гальку пене. - Местные фанаты, - бормочет шеф. - Пошли скорее. Минут через десять, оставив позади городскую окраину, мы выходим к старому полуразрушенному волнорезу, на бетонных блоках которого, местные пацаны по вечерам удят рыбу. - А теперь - делай как я, - поддергивает отвороты сапог Петрович, заходит в кромку прибоя и начинает орудовать сачком. Я пристраиваясь рядом, и косясь на Сильницкого, делаю то же самое. Мы черпаем сачками вертящуюся в пене муть, потом перебираем все то, что в них попало и снова погружаем в волны. - Ну, все, шабаш, - говорит через час Петрович, когда волнение успокаивается, и море лениво покачивается у ног. - Как улов? - Ничего нету, - вздыхаю я, - одна галька, какие-то рачки и водоросли. - А у меня вот, - щурится Петрович и протягивает руку. На широкой ладони три небольших золотистых зерна. - Держи, - протягивает он их мне. - На память о Янтарном море. Потом мы сидим с ним на старой, с проломленным бортом лодке, молчим и любуемся раскинувшимся до горизонта морем. Оно величаво простирается до горизонта и отсвечивает свинцовым блеском. Где-то в тумане тоскливо кричит чайка."День Флота" - Привет Валер, - раздается в трубке мягкий баритон. - Привет, Вов - отвечаю я, - рад тебя слышать. - Ты где был? Звоню, звоню, нету. - В Махачкале, в командировке. Ночью прилетел. - А какой завтра день, помнишь? Я тупо пялюсь на висящий на стене календарь и мучительно морщу лоб. - День Флота, тундра - ласково рокочет баритон.- Что-то ты совсем плохой стал. - Это точно - грустно вздыхаю я, и с безысходностью озираю заваленный делами стол. - Значит так, - бросай всю свою трахомудию и завтра в тринадцать ждем тебя у нас, на Фрунзенской. И непременно в форме. Будет Лева. Он, кстати, желает тебя видеть. Потом в трубке что-то щелкает и мой абонент отключается. Я тянусь к лежащей на столе коробке с "Казбеком", щелкаю зажигалкой и, окутавшись дымом, перевариваю услышанное. Володя Денисов, в недалеком прошлом помощник командующего Тихоокеанским флотом, а сейчас преуспевающий бизнесмен, мой старинный приятель. Мы знакомы с ним еще с тех времен, когда он был старпомом на одном из подводных ракетоносцев в Гаджиево и мы вместе ходили на Бермуды. А "Лева", так мы называем его между собой - наш командующий Лев Алексеевич Батюшкин, вице-адмирал, Герой Советского Союза и самая известная на

Практически все население Северодвинска - судостроители и военные моряки, занимаются своей повседневной деятельностью в цехах засекреченного СМП*и в море, а вернувшиеся оттуда отдыхают. У центрального универмага мы пытаемся завести знакомство с двумя явно скучающими симпатичными девчонками, но дальнейшему развертыванию событий мешает появившийся неподалеку патруль. - Ко мне! - делает нам знак рукой монолитно шагающий в центре здоровенный старший лейтенант, и под задорный смех девчат мы быстро рысим к блюстителям порядка. За несколько шагов до них переходим на строевой шаг, бросаем руки к виску и принимаем подобие строевой стойки. - Тэ-экс, - критически окидывает нас взглядом старлей, - документы. Стоящие с двух сторон от него курсанты местной школы мичманов делают начальственные рожи и ухмыляются. Мы с Витькой извлекаем из рукавов форменок военные билеты с вложенными в них увольнительными и поочередно протягиваем их начальнику. - Так откуда вы сюда прибыли? - перелистывает страницы офицер. - Из Гаджиево, для приемки нового корабля. - Ну-ну, - благодушно гудит он и похлопывает нашими книжицами по ладони. - А почему в увольнении во время боевой подготовки? - Направлены помощником командира для хозяйственных покупок. - И вместо этого трепитесь с девицами? - Да это мы так, между делом. - А еще, товарищ старший лейтенант, у них форма неуставная, - подобострастно заявляет один из курсантов. - Клеша заширены, а форменки заужены. Непорядок. - Ладно, Яковлев, не сепетись, послужишь и у тебя такие будут, - осаживает уставника начальник. - Можете быть свободными,- возвращает нам документы, а его подчиненные изображают разочарование. Когда патруль удаляется, мы с Витькой облегченно вздыхаем и топаем в универмаг, от греха подальше. - А сундучонок* то с гнильцой, - недовольно брюзжит Витька. - Надо его отловить в субботу в увольнении и накидать банок. - Надо, - соглашаюсь я. - Что б служба раем не казалась. Купив все необходимое, решаем снять возникший от нежелательного общения с патрулями стресс и тенистыми переулками направляемся в расположенный неподалеку от парка небольшой магазинчик. В нем, у знакомой продавщицы, покупаем две бутылки портвейна и пару плавленых сырков, после чего ныряем в парк, где находим заветную лужайку. Она покрыта зеленой травой, окружена цветущей сиренью и практически скрыта от посторонних глаз. Там мы усаживаемся на прогретую солнцем землю, сковыриваем с горлышек жестяные кепочки и не спеша смакуем вино. Оно терпкое, пахнет мускатом и приятно освежает. Затем сдергиваем фольгу с сырков, и неспешно закусываем. - Хорошо, - щурит выпуклые глаза Витька. - Не то слово, - киваю я, и мы снова прикладываемся к бутылкам. Портвейн

Маринеско? Чревато, могли отправить и в бухту Ванина, в ГУЛАГ. Вот и рассказывали его сослуживцы удобно обтекаемую историю, что породило череду мифов. Уверены, что где-то в архивах Гохрана или определенных ведомств, пылятся документальные материалы об этом факте, их время еще не пришло. Для непосвященного эта история покажется досужим вымыслом, но, изучив все написанное о легендарном подводнике, я, лично, в нее верю. Как и в источники, откуда поступила информация. А тем деятелям, что в "клубничных изданиях" и на сайтах Интернета размещают "правду" о Маринеско и других наших героях, умаляя их заслуги, хотелось бы дать совет - не трудитесь, не выйдет. И по одной простой причине: ваши псевдо факты почерпнуты на Западе, который до сих пор не может простить нам Победы, хотя и пожинает ее плоды. А наши - здесь, от еще живых ветеранов и из документальных источников. Так что не тратьте зря сил "собака лает - Караван идет". Когда на переходе в Гаджиево, после завершения государственных испытаний, в горле Белого и Баренцева морей мы расставались с нашими заводскими коллегами, с которыми очень сдружились, Клавдий Павлович подарил мне на память свой наградной жетон "Отличный торпедист". Он и поныне хранится в семейном архиве, как память не только о нем, но и Герое Советского Союза, капитане 3 ранга Александре Ивановиче Маринеско. Самым же интересным из необычной судьбы великого подводника оказался рассказ Героя Советского Союза, старшины 1 статьи Дмитрия Дмитриевича Вонлярского, когда в феврале этого года, мы вместе с техническим редактором Альманаха, капитаном 2 ранга И.К.Хариным в очередной раз навестили приболевшего почетного члена нашей Ассоциации. А вместо лекарских снадобий, которые старый моряк терпеть не может, привезли ему наши, флотские. И еще подлинные сведения и документы из Общего Гербовника дворянских родов Российской Империи о Фамилии Вонлярских, которые по каким-то причинам скрыли от предка одного из древнейших боевых родов России, не так давно навещавшие старшину, представители Дворянского Собрания Москвы. Судя по вспыхнувшим искоркам в глазах внешне невозмутимого Дим Димыча, он обрадовался презенту, а когда внимательно ознакомился со своей родословной, задумался, помолчал, и, как всегда, преподнес нам свой сюрприз - рассказал о встрече с Александром Ивановичем Маринеско в начале 50-х, да не где-нибудь, а в Колымских лагерях, куда после очередного зигзага судьбы, попал героический подводник. В рассказе Дмитрий Дмитриевича сомневаться не приходится. Этот человек предельно объективен и точен в изложении фактов, которые ни разу не опровергали, многие знающие его маститые адмиралы и генералы. Вот, что он рассказал. Осенью 1950 года на Колыме, в ИТК строгого режима с хитрым