Знакомства в кишиневе

Полихрони посвящено стихотворение «Гречанке» [Ты рождена воспламенять воображение поэтов]. Ее связь с Пушкиным длилась весьма короткое время. Они познакомились не ранее середины 1821 года, а уже в начале 1822 Вигель заметил ослабление сердечного жара у поэта. Другой современник — И. П. Липранди — даже утверждает, что «Пушкин никогда не был влюблен в Калипсу, т. к. были экземпляры несравненно получше, но ни одна из бывших тогда в Кишиневе не могла в нем порождать ничего более временного каприза» (1).1. Русский Архив 1866 года, стр. 1246.Относительно дальнейшей судьбы Калипсо сохранились романтические, но мало правдоподобные — рассказы румынского писателя Негруцци. Она, якобы, удалилась в Молдавию, в мужской монастырь, где жила под видом послушника, исправно посещая все церковные службы и удивляя монахов своим благочестивым рвением. Никто не подозревал в ней женщины, и ее инкогнито было разоблачено только после ее смерти.Совершенной противоположностью огненной, страстной гречанке была вялая и мало подвижная румынка Пульхерия, дочь боярина Варфоломея. Писатель А. Ф. Вельтман, живший в Кишиневе одновременно с Пушкиным, такими словами набрасывает ее силуэт: «Она была необ’яснимый феномен в природе. Я несколько раз покушался думать, что она есть совершеннейшее произведение не природы, а искусства. Те движения, которые она делала, могли быть механическими движениями автомата. Ее лицо и руки так были изящны, что казались мне натянутою лайкой… Пульхерица была круглая, полная, свежая девушка; она любила говорить более улыбкой, но это не была улыбка кокетства; нет, это просто была улыбка здорового беззаботного сердца… Многие добивались ее руки, отец из’являл согласие; но едва желающий быть нареченным приступал к исканию сердца — все вступления к из’яснению чувств и желаний Пульхерица прерывала: Ah, quel vous etes!.. Пушкин особенно ценил ее простодушную красоту и безответное сердце, никогда не ведавшее ни желаний, ни зависти» (1).Разумеется, никакого настоящего романа не могло быть у Пушкина с этой холодной, мраморной красавицей, похожей на женщину-автомата из сказки Гофмана. Пульхерица долго оставалась девушкой и уже в довольно зрелых годах вышла замуж за Мано, греческого консула в Одессе.В Кишиневе Пушкин пережил полосу наиболее острого увлечения, почти отравления Байроном. Все представлялось ему необыкновенно обаятельным в английском поэте: и колоссальные образы фантазии, и мелодия стихов, и буйный дух мятежа, их наполнявший, и личная судьба добровольного изгнанника, судьба, которую Пушкин с некоторой натяжкой сравнивал со своею собственной. Как мы видели, случай дал ему возможность сблизиться с бывшей любовницей Байрона. Была у них и другая общая возлюбленная — тоже гречанка — по имени Елевферия, т. е. свобода греческого народа, восставшего против вековых угнетателей (2). Пушкин из Кишинева,

1812 по 1858 г. численность населения уезда возросла в 11,5 раз [20. С. 100]. Большинство жителей уезда были русины (руснаки). Они компактно проживали также в Ясском и Сорокском уездах. Количество русинов увеличивалось за счет мигрантов из австрийской части Буковины и Галичины. Буко-винские русины массово приходили на сезонные работы в Бессарабию, многие из них затем оставались в крае. В 1859 г. численность русинов в Бессарабии насчитывала 130 тыс. человек (1/7 часть населения края), в начале XX в. - свыше 250 тыс. человек (1/8 населения губернии) [29. С. 97]. Нехватка земельных угодий вынуждала русинов севера Бессарабии переселяться в центральную и южную части края. В частности, хо-тинские русины заселили Чимишлию (бывшее татарское селение) Бендерского уезда, на юге Бессарабии основали Степановку и Рай-лянку* [19. С. 12; 30. С. 498]. Сельское население также переселялось в города Бессарабии. По высокому проценту городских жителей в общей массе населения Бессарабия занимала пятое место после Петербургской, Московской, Таврической и Астраханской губерний. Горожан, согласно восьмой (1843 г.) и девятой (1851 г.) ревизиям, было 24% всего населения. Русины составляли значительную часть населения не только городов севера Бессарабии. Немало их проживало в других городах губернии, в том числе и Кишиневе, где население с 1811 по 1861 г. возросло в 16 раз. Во второй половине XIX в. Кишинев становится одним из густонаселенных городов Российской империи [31. С. 57]. В 1856 г. по числу жителей (63 тыс. чел.) он занимает пятое место после Петербурга, Москвы, Одессы, Риги [31. С. 113]. До начала XX в. в Кишиневе сохранялось предместье Гуцулевка, населенное выходцами из Галичи-ны - гуцулами [20. С. 265]. Российские власти отделяли русинов (руснаков) от малороссов, признавая их особую этнокультурную идентичность, считая их, как и малороссов, частью русского народа. Однако официально их приписывали к малороссам из-за некоторой схожести их говора с малороссийским. Хотя признавалось, что причислять русинов к малороссам неправильно [32. С. XX]. За все

Такой уж и дурак. А если года через три, --значит, и вы тоже. Михаил Волков (Кфар-Саба, Израиль): -- У меня черный пояс по КСП!Размерность. Фраза с III Всесоюзного фестиваля (1990 год, Киев): "Авторская песняпока еще измеряется мэтрами, хотя в попугаях она гораздо длиннее!"МАНИ, МАНИ, МАНИ...(Цитата из другого жанра)Молчание и золото. Рассказывают... ...Что когда в Советский Союз должен был вернуться Александр Вертинскийи ему уже приготовили квартиру в Москве, живший через стенку профессоркаких-то интеллектоемких наук пришел в панику: он представил себе, как изсоседней квартиры начнут доноситься пассажи, рулады и фиоритуры -- и научнымего занятиям настанет конец. И вот певец приехал. И -- тишина. День, неделю, другую... Профессорнабрался храбрости и постучал в соседскую дверь. Открыл Вертинский: -- Чем могу быть полезен? -- Понимаете, товарищ артист, -- произнес профессор, -- я вот уженесколько дней с трепетом ожидаю начала Ваших упражнений в области вокала, ау Вас все тихо да тихо... -- Что Вы, батенька, -- ответил великий бард, -- я, поди, тридцать летзадаром рта не раскрываю!Аутотренинг. Рассказывает бывший фонотетчик одесского КСП "Дельфиния" некто М.К.. -- Где-то во второй половине 70-х годов в Одессе с концертом оказалсяизвестный, тогда еще уральский, бард, ставший классиком с младых ногтей.Точнее, он оказался где-то поблизости, кажется, в Кишиневе, а в Одессе егоуговорили выступить "до кучи", причем, в силу последнего обстоятельства, закакой-то почти символический гонорар. Испытание для психики классика,видимо, оказалось не из легких; во всяком случае, картина была такая: онмеряет большими шагами по диагонали тесную артистическую и, не замечаястоящего в дверях М.К., сам себе вслух твердит: -- Все равно работать надо честно! Все равно работать надо хорошо! Всеравно работать надо честно! Все равно работать надо хорошо! Так или иначе, концерт прошел на должной высоте.Экономика должна быть экономной! А как вообще все было? Рассказал М.К. Некие околоКСПшные одесские дамы, приходившие в возбужденное состояниеот одного упоминания имени вышеупомянутого уральского барда, узнали, что тотдолжен оказаться в соблазнительной близости от Одессы -- в Кишиневе. Онинасели на президента КСП "Дельфиния" Марика Мееровича с требованиеморганизовать в Одессе концерт своего кумира. Марик быстро смекнул, какуювыгоду можно из этого извлечь, и поставил дамам условие -- собрать самим,скинувшись в своем узком кругу, эту немалую по тем временам сумму -- 50рублей (которая

«Родственников» в новом составе сыграли уже в Кишиневе. Саша Фатюшин, настоящий гусар, на свои деньги устроил банкет. Владимир Самойлов, «мой папа» по пьесе, сидел за столом рядом. Все выпили, театральный «гур-гур» все громче. Дядя Володя Самойлов, уже навеселе, вдруг наклоняется и говорит: «Танька, какая ты артистка — мы еще посмотрим... Но фак-ту-ра!!!»Кстати, там, в Кишиневе, я «прославилась». В местной гостинице «Интурист» меня поселили с молодой актрисой Адаевой. Наташа была невероятно крутой девушкой, подъезжала к служебному входу театра на иномарке и одевалась роскошно. Она презрительно посмотрела на меня: «Со мной, что ли, собираешься жить? Рядом свободный номер, заселяйся туда, не бойся, театр проплатил». Я ее послушалась. Вечером, нагулявшись по столице Молдавии, подхожу к номеру, а мои вещи выставлены за дверь. Администратор гостиницы возмущен: «Что это вы тут устроили? Что за самоуправство?! Безобразие!» Меня вселили к Адаевой обратно.На следующее утро по этому вопиющему случаю собрали труппу. «Молодые артисты позволяют себе совершенно немыслимые вещи, нарушая трудовую дисциплину», — грохотал голос директора. Хотя имя не называлось, всем присутствующим и так было понятно, о ком идет речь. Мне двадцать один год, только в театр пришла, и уже песочат полтора часа. После гневной речи директора взял слово Анатолий Владимирович Ромашин. Его лицо излучало искреннее негодование: «Когда мы приходили в театр — стояли за кулисами и затаив дыхание смотрели, как на сцене играют Мастера, учились у них!»Пригвоздил так пригвоздил! На следующий день он играл в утреннем спектакле «Деловые люди». Миша Филиппов и Саша Фатюшин не поленились прийти рано в театр. Встали за кулисами и сложив руки крест-накрест на груди, безотрывно смотрели на Ромашина. Помреж удивленно спросила:— А что вы тут делаете?— Как что? Учимся у мастеров!Не знаю, гневная ли речь Анатолия Владимировича сыграла роль, только очень скоро почувствовала — пропадаю! Это было абсолютное помешательство. Я прекрасно отдавала себе отчет, что это МОЕ безумие. Ромашин был народным артистом, женатым, старше моей мамы, но устоять перед невероятным мужским обаянием Анатолия Владимировича не смогла. Не знаю, какой след в его жизни оставила я, но в моей он сыграл роковую роль. Из-за него я разбила Валино сердце. И нашу с ним жизнь...Просто честно призналась:— Люблю другого!Валя поначалу был спокоен:— Ну, хорошо...