Знакомства в орле

Днем, ни ночью». Чем жевызвала эта женщина столь яростную жестокость? «Шесть лет я добивался ее любви,все силы души обратил на служение ей, а она… последний на свете, о ком онадумала, был я с моей любовью».Что ж… пора представить вторую героиню пьесы «Жизнь ЛеонидаАндреева» — Надежду Антонову. Сохранившиеся фотографии доносят образдовольно милой, щекастой и обаятельной барышни: высокий лоб и прямой носикмогли бы превратить ее профиль в «мраморный», если бы не сквозящее на всех фотопростодушное выражение глаз. Думаю, Андреев был объективен, когда писал оНаденьке, что «поэт старых времен затруднился бы охарактеризовать ее. Ниангелом, ни демоном нельзя было назвать ее — но было в ней и чертанемножко и немножко ангела… Наивна была, как ребенок, жестока, как могут бытьтолько жестоки дети, и ласкова, как только может быть ласкова женщина…». Так,желая представить возлюбленную единственной достойной Героя Женщиной, ещенеопытный автор рассказа «Он, она и водка» на самом деле рисует портрет самойзаурядной барышни, о которой, в сущности, нечего сказать. И через три годапосле знакомства с Надеждой он откровенно признавался дневнику, что «оначеловек обыкновенный, со многими, многими недостатками…» и что он «не знает вней ни одного достоинства, которого он не мог бы без труда найти у других»85*.81 Да и биография этой девушки не блещет исключительнымисобытиями: Наденька родилась в Орле и была на пять лет моложе Андреева, ее отец —частный практикующий врач — одно время проживал с семьей в «ДомеЛобановых» — известный в Орле дом крепостных И. Тургенева. Старшийбрат Нади — Яков Антонов — будущий военный инженер — учился водном классе с Леонидом, и тот — еще в гимназические годы — был теплопринят в доме у Антоновых. Кстати, биографию этого Якова скучной не назовешь:окончив Военную академию в Петербурге, он уехал на Дальний Восток, строилукрепления и Маньчжурскую железную дорогу. А вскоре — Антонов был убиткитайскими бандитами, промышляющими в Маньчжурии, когда купался в Амуре…Наденька же, окончив гимназию, как и брат, изъявила

я отодвинул слайд на моем десертном орле Передёрнул затвор Дезерт Игла ) Бывает. Не все разбираются в оружии.

Женечку Хлуденеву — приемнуюдочь начальника Орловско-Витебской железной дороги. «Как она хороша! Как быжелал я хоть на минутку прильнуть губами к ее не ведавшему ничьих поцелуевличику, к ее маленькой ручке!»57* — 66 записывает он в дневнике, нобуквально на следующей странице клянется, что эта любовь ничуть не уничтожаетего любовь к Зиночке… Мучительные отношения с этой женщиной во многомопределяли жизнь Андреева в эту зиму и весну. Надо заметить, что к безденежью,неприятностям в личной жизни, отсутствию осознанной цели, философскомупессимизму, душевному и духовному одиночеству присовокуплялось и безобразноепьянство, приступы которого становились все чаще, а последствия — всемрачнее.Зимой в Орле, пытаясь ухаживать за Евгенией Хлуденевой, ончастенько являлся к девушке пьяным, а потому, как рассказывала его двоюроднаясестра Соня Панова, не имел у Женечки ровно никакого успеха. «На одном вечеремаскировались … на нем был китайский костюм с необычайно смешной маской.Отправились к знакомым, и там была эта девушка. Она все время над ним шутила.Он в маске объяснялся ей в любви, а она хохотала. Все это так и передано врассказе»58*. Действительно, в «Смехе» Андреевдаже не изменил имя Хлуденевой, девушка, явившаяся в этот маскарад «богинейночи и, вся загадочная, словно мглой, одетая черным кружевом, сверкающаябриллиантами звезд, была красива, как забытый сон далекого детства»… Слушаястрастные речи мрачного Китайца, она замолкала на секунду: «Я видел… как всегибкое тело безвольно клонилось ко мне. И я увидел, увидел, наконец, как милая,жалкая улыбка раскрыла ее уста, и, дрогнув, поднялись ресницы. Медленно,боязливо, с бесконечным доверием повернула она ко мне головку, и… Такого смехая еще не слыхал — взгляните… на себя. Сзади в зеркало… О, какой вы!..»Вернувшись в столицу из Орла, Андреев совершает вторуюпопытку самоубийства. «Приехал я сюда битком набитый мрачными мыслями инамереньями. Денег, а с ними надежд на будущее не было никаких. Пьянаябезобразная жизнь в Орле отразилась на душевном состоянии. Раскаяние, упрекисовести, а с другой стороны мнимая или действительная невозможность изменитьсвое поведение, остановиться на наклонной плоскости — делали положениебезвыходным.

Мы были в Батурине, брат Николай говорил: – Жаль мне тебя от души! Рано ты поставил крест на себе!Но никакого креста я на себе не чувствовал. Службу свою я опять считал случайностью, смотреть на себя как на женатого не мог. Одна мысль о жизни без нее привела бы меня теперь в ужас, но и возможность нашей вечной неразлучности вызывала недоумение: неужели и впрямь мы сошлись навсегда и так вот и будем жить до самой старости, будем, как все, иметь дом, детей? Последнее – дети, дом – представлялось мне особенно нестерпимым. – Вот мы с тобой повенчаемся, – говорила она, мечтая о будущем. – Все-таки я этого очень хочу и, потом, что может быть прекраснее венчания! У нас, может быть, будет ребенок… Разве ты не хотел бы?Что-то сладко и таинственно сжимало мне сердце. Но я отшучивался: – «Бессмертные творят, смертные производят себе подобных». – А я? – спрашивала она. – Чем же я буду жить, когда пройдет наша любовь, молодость, и я стану больше не нужна тебе?Это было очень грустно слушать, и я горячо говорил: – Никогда ничего не пройдет, никогда ты не перестанешь быть мне нужна!Теперь уже я (как прежде, в Орле, она) хотел быть любимым и любить, оставаясь свободным и во всем первенствующим.Да, больше всего трогала она меня в тот час, когда, заплетя на ночь косу, подходила ко мне поцеловать меня на прощанье, и я видел, насколько она, без каблуков, меньше меня, как она смотрит мне в глаза снизу вверх.Сильнее всего я чувствовал к ней любовь в минуты выражения наибольшей преданности мне, отказа от себя, веры в мои права на какую-то особенность чувств и поступков.Мы часто вспоминали нашу зиму в Орле, то, как мы расстались там, как я уехал в Витебск, и я говорил: – Да, вот, Полоцк, что меня тянуло туда? С этим словом – Полоцк или, по-древнему,

Приятного воскресенья, и хорошей погоды в Орле 😉 А у нас тут, за МКАДом, пасмурно, дожди вчера с вечера зарядили, и ночью продолжались 🌧, осень из золотой превратилась в мокрую - надеюсь, это временное явление 😃

Сын, Анатолий. Теперь их стало шестеро, моих двоюродных братьев. Из-за тесноты, ребята тёти Наташи Владимир и Виктор, а нередко и Николай, находились у нас, спали с нами на одной широкой кровати, проводили время в играх. Вскоре от туберкулёза умер Александр (Шурик). Похоронили его на Подчерневском кладбище у полуразрушенной церкви, рядом с нашим братом Веней. Там же потом была похоронена и бабушка Дарья. Церковь в таком запустении и полуразрушенном состоянии простояла до настоящего времени. Но тогда, в 50-е годы, она ещё функционировала, и справлял иногда службу поп, пьяница, Кузьма, живший в церкви вместе со своей попадьёй Евгенией (Игвеньей). Когда мы закончили учиться в семилетке, мать попросила дядю Серёжу Глазкова помочь с определением дальнейшей учёбы моего брата Виктора. Летом 1950 года Сергей Никифорович отправился в Орёл в целях улаживания собственной дальнейшей судьбы, как военнослужащего-сверхсрочника. Это был на редкость весёлый, никогда не унывавший, добрый человек. Отправляясь в областной центр, он взял с собою тогда моего брата. Для прохождения службы Глазкову С. Н. предложили поехать в город Апатиты. Моему брату Виктору он, будучи в Орле, помог определиться на учёбу в Орловский техникум текстильного машиностроения. Через некоторое время дядя Серёжа уехал на Север, поступил на службу, а затем перевёз в Апатиты и всю семью. К Глазковым переехала на постоянное место жительства и тётя Поля. В Апатитах в семье Глазковых появилось ещё двое детей – Люба и Люда. Они приезжали к нам в гости. Дядя Серёжа Глазков тоже бывал у нас в деревне и в Орле. Когда подрос Николай, Сергей Никифорович вместе с ним поехал в город Ташкент, где Николай, сдав экзамены, поступил в Ташкентское суворовское военное училище и продолжил в нём обучение. Это училище в 1960 году расформировали, и часть класса перевели для дальнейшего обучения в другие СВУ. Он был определён в Ленинградское Суворовское военное училище для продолжения обучения , которое окончил в 1966 году. Своё дальнейшее военное и общегражданское образование продолжил в Киевском высшем Общевойсковом Командном дважды Краснознамённом училище, которое успешно окончил в 1969 году и был направлен для прохождения службы в Прикарпатский военный округ. Служил сначала в должности командира взвода, затем - командира роты, командира батальона. Выдающиеся способности и рвение к военной службе были замечены командованием. В 1978 году Николай Сергеевич Глазков поступил в Военную Академию им. М.В.Фрунзе и после её окончания в 1981 году был направлен командовать полком на о. Сахалин Дальневосточного военного округа. С 1983 по 1985 год, в звании подполковника занимал должность заместителя командира дивизии на Камчатке, а в 1985