Знакомства в саратове табор

Захотелось поделиться своей давней и, скажем так, не совсем обычной историей знакомства с собственной супругой, завершившейся счастливым браком, который продолжается уже много лет. Зачем вдруг решил рассказать? Не знаю. Выгляжу я в этой истории, мягко говоря, не очень красиво. Но приукрашивать ничего не хочу. Что было, то было... Начало этой истории (или, может, ее предысторию) можно отнести к 1975 году, когда, как известно, "секса в СССР не было". Какой-либо научно-популярной литературы "про это" было крайне мало и ее было практически не найти. Разве что в журнале "Здоровье" (если кто такой помнит), да и то, как правило, в связи с каким-нибудь венерическим "нездоровьем", что само по себе интереса к половым отношениям не "разжигало". Голую женщину, например, проблематично было увидеть даже на картинке. Про Интернет никто еще и не слыхивал, видео не было, а в кино безусловными "порнографическими" лидерами были фильмы "А зори здесь тихие" с крошечным эпизодом в бане и "Табор уходит в небо", где Светлана Тома неслыханно смело показывала свои в общем-то весьма ерундовенькие (с сегодняшней колокольни) сиськи. Вот в это "благословенное" время я, деревенский парень и, между прочим, еще девственник, стал студентом вуза в одном из областных центров и поселился в студенческом общежитии коридорного типа, с "удобствами" в конце коридора и душевой на первом этаже. Душевая часто не работала, поэтому мы с приятелями стали регулярно наведываться в расположенную неподалеку центральную городскую баню. Благо билет в то время в общее отделение с парной стоил 20 копеек, и на одну студенческую стипендию можно было сходить в баню 200 раз. Время посещения тогда тоже не лимитировалось. За эти 20 копеек можно было сидеть там хоть целый день. Баня пользовалась популярностью у населения, была большой и двухэтажной. Общие моечные отделения занимали практически весь 2-ой этаж (девочки налево, мальчики направо). Каждое из них было рассчитано человек на 50 единовременного посещения, но при желании в

Светлана Хусаинова Цыганский табор: традиции, вера и образ жизниНа печатьЦыгане всегда были окружены ореолом загадочности. Даже сейчас, когда, кажется, на планете уже не осталось тайн, о них мы по-прежнему знаем совсем немного. Ведь этот народ не очень любил исследователей и редко кого подпускал к табору достаточно близко, чтобы мир мог узнать их обычаи, традиции, да просто разобраться в цыганском образе жизни. И все же, любопытство ученых не могло не увенчаться успехом, так что сегодня информации об этом загадочном племени появляется все больше и больше, хотя не всегда она отличается объективностью и доброжелательностью. Кроме того, должна заметить, что рассказать о цыганском народе как едином целом в современном мире уже невозможно – слишком сильно разняться проблемы и условия жизни таборов в разных странах. Поэтому, пожалуй, стоит уточнить, что здесь речь пойдет, в основном, об английских цыганах и их обычаях, постепенно уходящих в прошлое. Но общие принципы все же можно отнести в цыганскому народу в целом.Цыганский табор: немного о семейных традициях. Краеугольным камнем в понимании цыганского национального характера является отношение цыган к миру. Для них он делится на две неравные части - на «своих», ромов (людей) и «чужих», которых они называют «гаджо», «гауджо», «гажо». Причем, слово «гаджо» равно определяет и русских, и французов, и любую другую не цыганскую нацию. Возможно, причиной такого мироощущения являются отголоски кастовой системы, которая до сих пор сохранилась на их Родине, в Индии. Конечно, многие народы разделяют мир на своих и чужих, но эта граница чаще всего достаточно условна, и размывается современной жизнью все сильнее, поскольку межнациональные браки уже давно перестали быть редкостью. Иное дело цыгане. Совсем до недавнего времени они старались сохранить свою исключительность всеми доступными средствами. Так, если цыган женился на девушке «гаджо», ей, с разрешения старейшин, чаще всего позволяли стать членом табора, хотя никогда не принимали до конца, она так и оставалась чужой, пришлой. Но юноша-«гаджо» в семью не допускался никогда. Если цыганка хотела выйти за него замуж, ей не оставалось ничего другого, как покинуть табор. И хорошо, если ей позволяли это сделать, потому что родственники, как правило, использовали все практические и мистические методы, чтобы помешать подобному браку. Быть может, все дело в том, что в цыганской семье всегда процветал «мужской шовинизм» в крайней степени. Все дела племени от выбора места стоянки до вопроса кому на ком жениться решал совет мужчин-старейшин, так что запрет на приход в табор чужака имел основание.К слову сказать, хотя все решения принимались мужчинами, причем остальные члены семьи должны были подчиняться им

Нашему закону-то – не касаются. К цыганскому. Каждый русский скажет: «Ребёнка заковали!». Поэтому она только возле шатра. Костёр сделает. Самовар ставит. Или стирает. За ней мать-отец следят. А если в лес за хворостом – то пусть с девочками идёт. Она под присмотром теперь всегда. У неё браслеты железные. Они на замки заперты – а ключ у батьки в кармане. На ночь проденут цепь через колесо у телеги. Ведь не уследишь в темноте. Встанет, пока все спят – и поминай, как звали. Если другой табор подъехал, то цыганам сразу всё понятно. Девчонка в кандалах икону не берёт. Её по-другому не удержишь. Во всех таборах такой закон был: цепи класть на девок (которые бегут) – на молоденьких. Говорят, давным-давно этот закон с Польши принесли. А потом пошло по нашим. Все переняли. И в Латвии, и в Литве, и в Белоруссии. Если девка упрямая, она и полгода, и год будет в кандалах ходить. Я сама видела. Как-то встретили латышский табор. Ну, нам, родители объяснили: «Хотела замуж, а порода такая-сякая». Летом это было… Зиму мы в разных местах провели. А на другое лето снова рядом шатры поставили. Смотрю – она ещё закованная. Значит, год уже прошёл – так? Сколько она ещё потом упиралась, не знаю. Разъехались в разные стороны. Но не вечно же? Не может батька дочку всю жисть в кандалах держать. Либо она клятву даст. На иконе. Либо слух дойдёт, что женили уже того парня. Тогда её сразу отпустят. Если милиция на табор приезжает, девка не прячется. Как ходила, так и ходит. Милиции до этого дела нету. Вот она пошла с ведром на речку. Они звон услышат, обернутся. Отец поясняет: – Ей четырнадцать лет. Это моя дочь. Она хотела удрать. И такого наговорит на этого парня! Да на его семью… Кто там будет вмешиваться? Она ж не побитая, не порезаная. Нет. Милиция наш закон знала. …Когда мы кочевали, то девку всегда на телеге везли. Она ноги юбкой прикроет – цепей и не видно. Но ты пойми. Ничего тут страшного нет. Для нас. Ведёт она себя как обычная девочка. Её не презирают. Никто её не попрекнёт. Никаких подозрений на неё нету. Что она сделала? Замуж захотела? Ну и что здесь такого?.. Вот если бы её украли, спользовали и бросили – тогда она опозорена на весь табор! А тут что? Она как была девочка – так и есть девочка. Она будет и в гости к подружкам ходить, и шутить даже. Петь, плясать. А что там

На нее посторонним искателям лишь за высокую цену, определяемую родовым советом. Таковы цыгане всюду…– Но чтобы получить из табора цыганку, –Известно ль вам? – нужна расплата!– Что ж? Очень рад: я заплачу!.. –переговариваются в ущелье Сьерра-Морены Хозе и Эскамильо. А красавица московских Грузин плачет, что ее «с красотой продадут, продадут!»Антропологи ездят изучать историческую эволюцию брака, разыскивая символы архаической полиандрии, племенной семьи, на Цейлон, в центральную Африку, на берег Маклая. Зачем забираться так далеко? Лет сорок тому назад полиандрическую племенную семью представлял собою, если не de facto, то de jure, любой цыганский табор – полухристианский, полуязыческий, а сейчас, не сохранив за собою власти уже и юридической, он все же пользуется символическими привилегиями: привилегией согласия выпустить из своей среды принадлежащую ему девушку, привилегией выкупа. Пушкинский Алеко, зарезав молодого цыгана и Земфиру за нарушение своих супружеских прав, конечно, и не подозревал, что, с цыганской точки зрения, не молодой цыган, но он, Алеко, – нарушитель брачного закона; что как женщина одного табора Земфира столько же принадлежит молодому цыгану, как и ему – и не только по праву любви, но и по праву обычая. Другое дело Мариула, покинувшая старого цыгана: это была преступница и на цыганский взгляд, так как сбежала к мужчине в чужой табор из своего. Против святыни таборных привилегий пойдет лишь разве очень обруселая и эмансипированная городская цыганка. Кочевая же или полуоседлая – если влюбится в человека, не угодного табору, перенесет жестокие страдания неудовлетворенной страсти, ревности, отчаяния, она истомится, иссохнет, она руки на себя наложит, наконец, но не отдастся своему любовнику и не уйдет с ним от своих. А если уж – раз из сотни случаев – выйдет такая беда, и сбежит она из табора с воспрещенным ей милым дружком – ни долгого счастья, ни радостного житья из таких союзов не получается. Само собою понятно, что уже давным-давно нет и в помине тех знаменитых романических убегов, когда похититель-гусар с денщиками должен был отстреливаться с бешеной тройки от свирепой погони целого табора; когда беглую цыганку надо было держать под строгим караулом, как пленную царевну, под вечным страхом, что вот-вот ее выкрадут, подстрелят или прирежут мстительные родичи. Тем не менее, цыганке-отступнице жизнь не в радость: она чувствует себя как бы под проклятием родного племени, тоскует, ожесточается, любовь ее понемногу переходит в ненависть, и, если табор простит и позволит, в один прекрасный день она – снова в таборе. Связь цыганки с табором настолько крепка, что даже «продажные», т. е. отпущенные из табора за выкуп, замужние женщины сохраняют дружеские отношения с прежними подругами. Я уже сказал, что в Москве можно указать нескольких капиталистов, женатых на простых цыганках. В древнейшем княжеском русском роде Г. женитьба на корифейках цыганских хоров – какая-то наследственная мания. Эти цыганки-княгини, цыганки-миллионерши запросто бывают в гостях у табора, и табор бывает у них, и