Порно полусвет

Полусвет-финал бесплодный,

Николай Некрасов«Еду ли ночью по улице темной...»Еду ли ночью по улице темной,Бури заслушаюсь в пасмурный день —Друг беззащитный, больной и бездомный,Вдруг предо мной промелькнет твоя тень!Сердце сожмется мучительной думой.С детства судьба невзлюбила тебя:Беден и зол был отец твой угрюмый,Замуж пошла ты — другого любя.Муж тебе выпал недобрый на долю:С бешеным нравом, с тяжелой рукой;Не покорилась — ушла ты на волю,Да не на радость сошлась и со мной...Помнишь ли день, как, больной и голодный,Я унывал, выбивался из сил?В комнате нашей, пустой и холодной,Пар от дыханья волнами ходил.Помнишь ли труб заунывные звуки,Брызги дождя, полусвет, полутьму?Плакал твой сын, и холодные рукиТы согревала дыханьем ему.Он не смолкал — и пронзительно звонокБыл его крик... Становилось темней;Вдоволь поплакал и умер ребенок...Бедная! слез безрассудных не лей!С горя да с голоду завтра мы обаТак же глубоко и сладко заснем;Купит хозяин, с проклятьем, три гроба —Вместе свезут и положат рядком...В разных углах м...

В Москву, он предложил им остановиться у него в низу старого дома, на свой счет поместил Машу в пансион и по праздникам стал брать ее к себе. Присутствие ребенка оживило несколько пустоту и однообразие его дома.По выходе из пансиона Маша осталась в доме Ивана Алексеевича и сделалась участницей жизни этого семейства. В 1847 году она уехала с семейством Александра за границу, там вышла замуж за профессора музыки Рейхеля, приятеля Прудона и Бакунина, и до настоящего времени находится в дружеских отношениях с детьми Александра.От Маши я узнала, что она услыхала в первый раз об Александре от своего брата, по приезде в Вятку. Он рассказывал о нем, как о замечательном, живом лице, заинтересовавшем собой весь город. «Когда Александр пришел к нам, — говорила Маша, — я увидала очень молодого человека, худощавого, белокурого, живого, остроумного, с огромным бантом на галстуке. Брат мой был с ним близко знаком и увлекался им, как и другие, Да и могло ли быть иначе, — добавила она, — закупающая личность Александра заполоняла: даже и меня — ребенка он сильно занял». Александр бывал у Эрна часто, интересовался занятиями Маши и сам поправлял ее переводы с французского языка. По его совету и старанию, Машу отвезли в Москву и отдали в пансион.«Я вошла в дом Ивана Алексеевича, — говорила Маша, — в первый раз вечером. Меня встретил полусвет, тишина и чинность.Иван Алексеевич — серьезный, мрачный старик, в сером халате и темно-фиолетовой бархатной шапочке (в новом доме он переменил полосатый халат на серый, а красную суконную шапочку — на бархатную фиолетовую), окруженный

Листочки, застежки, карандаш. Но Моллине совсем не хотел меня понять, как я ему ни толковала. Застежки должны были быть в таком же стиле, как и весь узор, матовые, старого золота, тонкой резьбы, а он бог знает что сделал. Зато цепочка настоящая венецианская, очень древняя. Вера ласково погладила прекрасный переплет. - Какая глубокая старина!.. Сколько может быть этой книжке? - спросила она. - Я боюсь определить точно. Приблизительно конец семнадцатого века, середина восемнадцатого... - Как странно, - сказала Вера с задумчивой улыбкой. - Вот я держу в своих руках вещь, которой, может быть, касались руки маркизы Помпадур или самой королевы Антуанетты... Но знаешь, Анна, это только тебе могла прийти в голову шальная мысль переделать молитвенник в дамский carnet [*]. Однако все-таки пойдем посмотрим, что там у нас делается. [*] - Записная книжка (франц.). Они пошли в дом через большую каменную террасу, со всех сторон закрытую густыми шпалерами винограда "изабелла". Черные обильные гроздья, издававшие слабый запах клубники, тяжело свисали между темной, кое-где озолоченной солнцем зеленью. По всей террасе разливался зеленый полусвет, от которого лица женщин сразу побледнели. - Ты велишь здесь накрывать? - спросила Анна. - Да, я сама так думала сначала... Но теперь вечера такие холодные. Уж лучше в столовой. А мужчины пусть сюда уходят курить. - Будет кто-нибудь интересный? - Я еще не знаю. Знаю только, что будет наш дедушка. - Ах, дедушка милый. Вот радость! - воскликнула Анна и всплеснула руками. - Я его, кажется, сто лет не видала. - Будет сестра Васи и, кажется, профессор Спешников. Я вчера,

Столом. Хозяин включил музыку, кто-то выключил верхний свет. Осталась гореть только настольная лампа, создавая в комнате полусвет.— Переходим к увеселительной программе, — провозгласил Серега. — Джентльмены развлекают, дам и приглашают их на танец.Он подошел к Свете и театральным поклоном головы пригласил ее на танец.— Как можно устоять против такого изысканного приглашения, — пошутила та, и встала с диван. Заключив свою даму в объятия, Серега стал медленно ее кружить в такт музыки. Мишка тут же подал руку Томке. Передо мной же встал выбор между двумя дамами. Хотелось, конечно, потанцевать с Оксанкой, но… наверное надо оставить ее на закуску.— Мариночка, идем потолкаемся среди этой изысканной публики.В комнате действительно было тесновато.— Если только они не будут наступать на ноги, — рассмеялась она и подала мне руку.— Мы тогда их выгоним, — пообещал я, обнимая девушку.— Не боишься остаться в одиночестве?— Надеюсь, ты останешься со мной?— А это не опасно? Для тебя?— Если только не превратишь меня в жабу.— Фу! Не люблю этих тварей. Скользкие и противные.— Тогда у меня есть гарантия, что, по крайней мере, в нее меня не превратят.— В жабу не буду, а вот в кого-нибудь мягкого, пушистого, послушного… — рассмеялась Марина.— Неужели хватит на это смелости?— Еще и какой!!! — обнадежила она.— Я уже трепещу. Вот послушай, — и я плотнее прижал ее к своей груди.— Раздавишь, — выдохнула она, пытаясь отстраниться. Пришлось вернуться в прежнюю позицию.— Я буду кусаться.— А зубки мы тебе не дадим.В этот момент закончилась тема. Я обернулся к остальным и пожаловался.— Господа! Меня хотят превратить

Гулкие коридоры, -

Полусвет, полутень.

Резво входят в створы,

Стада глумливых, бесшумных зверей.

Пляски с прихлопом, с притопом,

Крики, визги людей,

Запирающих друг друга в клетки,

На замки из литых цепей.

Ты стоишь одиноко,

В темно-синем с голубым.

Свет белых частей тела,

Ярко светит промежду грудей.

Твой хохот – красный,

Молчанье – чёрный,

Изгибы тела чуть с желта,

И белая-белая, лохматая борода.

Изоляция от свободы, от вящего зла,

Звезд копошащийся хаос…

Каляканье… - вон в сторонке,

Стоит галдящая детвора.

Бегущая, облезлая собака, -

Трансформер из стального литья,

Брызгающий пеной,

Среди сумасшедшего людо-зверья.

Я сейчас скажу: «Кипяток горячий,

Лёд холодит мозг.

Он сейчас, как настоящий,

Как обветшалый, злополучный пёс».

Обезьяна лезет за бананом,

Она несёт на себе вошь.

Знает хвостатая точно,

Где её вчерашний, сегодняшний погост.

Кусок окна, усы, сигарета,

Дым, струящийся промежду волос.

За стеклом всемирная атмосфера,

И космический пылесос.

Девочка песню поет,

Точит когти напильником востро.

Станет царапать себя,

Станет понимать, что такое: «серьёзно».

Так и пространство баюкает ночь,

Тёмно-синий жилет в полоску…

Кроха, не жадничай, положи,

Челюсть вставную на табуретку.

___06.04.2013